Украинизация на юге Украины ускорилась
«КИЦЯ, Я ТЕБЕ КОХАЮ!», — читаю написанное по-украински белой краской на асфальте перед домом. Если бы эту надпись прочитал в Киеве или Львове, не удивился бы. Но это в Новой Каховке на Херсонщине — когда-то полностью русифицированном городе.
Более 3 десятилетия назад я приехал сюда после нескольких лет учительства в селе. Устроился учителем украинского языка и литературы в русскую школу. Ни директор, ни завуч украинского не знали и не терпели. Ученики тоже были настроены недоброжелательно: «Зачем нам этот укра́инский?» Хотя большинство из них носили типично украинские фамилии Бондаренко, Черненко, Шевченко, Нестеренко и др. Приходилось им терпеливо объяснять, что они — украинцы, что Украина имеет богатую и героическую историю и мы можем этим гордиться.
Как-то в классе написал на доске дату: «Перше квітня». Вслух добавил: «Брехня всесвітня». Услышал на перемене, как одна ученица восторженно говорила своей подруге с другой класса: «А ты знаешь, как по-украински будет:» Первое апреля — никому не верят? Перше квітня — брехня всесвітня!» Такое они запоминали быстрее, чем правила употребления апострофа или мягкого знака.
Впрочем, на улицах и в общественных местах услышать язык Тараса было невозможно. Ячейкой украинства была разве что редакция местной газеты, которая печаталась на украинском. В горкоме партии и исполкоме на руководящих должностях были, как правило, неукраинцы. Вся документация велась на русском. Так же, как и на всех предприятиях — электромашиностроительном и приборостроительном заводах, в строительных организациях, пригородных совхозах и др.
Правда, хранили в городе, как экзотику, одну украинскую школу, в которую привозили делегации из министерства образования или идеологического отдела ЦК КПУ. Да и то в ней начали открывать параллельные русские классы «по просьбам трудящихся», а вся внеклассная работы велась исключительно на языке Пушкина.
В конце горбачевской перестройки в городе впервые появились проукраинские настроения. Несколько десятков молодых граждан организовали ячейку Общества украинского языка, а затем — Народного Руха. Между собой общались исключительно на украинском, проводили митинги под национальными флагами. Тогда же на заборах появились первые надписи на украинском: «Бандитам — тюрмы. Рух». А проведенная в 1989 году перепись населения показала неожиданный результат — 63 процента жителей назвались украинцами.
Во времена Независимости 7 из 10 городских школ стали украиноязычными. Остальные не перешли на украинский только через яростное сопротивление их руководителей. Наибольший парадокс: русскоязычная школа носит имя украинского кинорежиссера и писателя Александра Довженко.
Сейчас во всех местных и государственных органах документация ведется на украинском. Многие чиновники общаются на нем на работе и в быту. И в людных местах его можно услышать все чаще.
После Майдана процесс украинизации начал ускоряться. Уже не редкость граффити украинском, патриотические лозунги и выступления общественных активистов на митингах. И на сессиях городского совета значительная часть депутатов говорит по-украински.
А больше всего радует, что украинский все чаще можно услышать от молодежи и студентов. Для них он становится органичным и естественным. Не только как язык обучения, но и как язык общения, мышления и мировоззрения. То же замечаю, когда бываю в других городах Юга — Херсоне, Николаеве, Геническе. А это дает надежду, что когда-то юг будет таким же украинским, как и Львов или Луцк.
