Утро украинского мира
Помню, как после эфира на одном российском телеканале оказался в курилке. Остальные гости обсуждали Украину, судачили о том, что, мол, Аваков — армянин, Порошенко — еврей, Климкин — русский, и нет среди них настоящих украинцев. Я дул на остывший чай и пытался понять, почему они — со всей своей пышной риторикой о «многонациональном народе Российской Федерации» — никак не поймут, что «украинец» сегодня — это категория гражданская, а не этническая.
Объяснять это было бессмысленно. В России привыкли мерить Украину строго национальными рамками. Простые схемы всегда удобны: «он за Киев, потому что бабушка из-под Полтавы, а родители пели колыбельные на украинском». А если родители из-под Пензы, дедушка из Саратова, а сам он за Украину — то непременно конъюнктурщик.
В привычной для России системе координат «быть украинцем» можно только по географическому признаку и родству. Исключительно в том случае, если твоя фамилия заканчивается на «ко». А ежели фамилия на «ов» или «ин», то, значит, одурманен пропагандой или деньгами. Украинцы считаются патриотами по факту рождения, а не по исповедуемым ценностям. Потому что описывать Украину в политических категориях — означает признавать за страной выбор тех или иных ценностей. Затем придется эти самые ценности сравнивать, а итог может получиться неприятный.
Собственно, это беда не только публичных адвокатов Кремля. В любой фейсбук-дискуссии тоже время от времени появляются персонажи, которые начинают писать о том, «какая сволочь этот Петренко, он же украинец, у него фамилия на «ко», а при этом ватник-ватником». Или про то, что «вот какой-то Иванов родился в Украине, а считает себя частью Русского мира — ой-ой». И ты смотришь на них и понимаешь, что это идеальные собеседники для благонадежных гостей российских телеэфиров. Потому что ни одни, ни другие так и не поняли, о чем был Майдан и о чем, собственно, современная Украина.
Быть на стороне Украины может кто угодно — просто потому, что это политический выбор. Это споры не о прошлом, а о будущем. Это приоритет многопартийности, которая сохраняется даже во время боевых действий. Это право на критику властей — сколь бы высокие посты эти люди ни занимали. Это отношение к чиновнику как к наемному менеджеру, а не божьему помазаннику. Это неприятие односторонних вертикальных коммуникаций, когда сигналы идут всегда сверху вниз и почти никогда — в обратную сторону.
В Украине свобода нередко начинает перетекать в хаос — но даже это не приводит к тому, что свободу решают вырубить под корень. Это страна, которая понимает значение пограничного столба и международного права. Это система распределенности властей, когда нет единого центра принятия решений, способного монополизировать политику. Здесь любой может беспрепятственно сказать о том, что король голый.
Да, Украина остается страной, в которой так и не прописалось эффективное государство. В которой зашкаливает коррупция и неэффективность. В которой никуда не исчезли преступность и бюрократический идиотизм. Это нормальное состояние для общества, которое пытается отстраивать новое государство.
Украина может стать «левой» или «правой». На выборах одни политические партии будут сменять другие. Риторика будет ужесточаться и смягчаться. Политические популисты будут делить сессионный зал с реалистами. Политические кризисы будут происходить. Ошибки — даже самые масштабные — сохраняться. Но все это вторично. Потому что систему характеризует не ошибка, а реакция на ошибку. А любая монолитная конструкция не способна меняться и оттого — обречена.
России удобно видеть в Украине не политическую республику, но этнос. Удобно оперировать понятиями «русский мир» и «украинское этническое государство», ведь это понятия из двух разных словарей. Их невозможно сравнивать, как нельзя сравнить теплое и мягкое. Если говорить о российском и украинском проектах без отсылок к этничности, то придется задавать неудобные вопросы. Тогда окажется, что армянин Аваков и русский Климкин вполне могут быть украинцами. Монополия Русского мира на ценности в постсоветском этническом океане потеряна.